Ведущие ученые умы, медицинские светила признают: никто первоначально не предполагал, что эпидемия так растянется во времени и принесет столько жертв. И никому неизвестно, когда это все закончится.
Российские медики, как и их коллеги в разных странах, мужественно приняли вызов времени. По итогам 2020 года Европейским бюро Всемирной организации здравоохранения было сделано заявление, в котором, в частности, говорится: «В Российской Федерации мы стали свидетелями героической самоотдачи, профессионализма и самоотверженности медицинских работников в борьбе с COVID-19. С первых дней пандемии они работали на передовой и каждую минуту рисковали своим здоровьем и жизнью. Исполнение ими своего профессионального долга являет собой прекрасный пример для будущих поколений».
Эти слова в полной мере относятся и к шахтинским медикам, работающим в ковидном госпитале на базе инфекционного отделения городской БСМП им. Ленина. В числе тех, кто весной 2020 года был мобилизован на борьбу с коронавирусной инфекцией, оказалась и молодой шахтинский невролог Анна Александровна Ашуралиева. Ее профессиональные знания обогатились, расширились, а врачебный талант раскрылся в новом диапазоне. Слов признательности этому доктору со стороны благодарных пациентов — не счесть. Конечно, работа ковидного госпиталя – это командная работа всего медицинского персонала. И все-таки реалии по сути военного времени для наших медиков ярко высвечивают личностные и профессиональные качества, ценность и значимость каждого, кто не раздумывая, по зову сердца и долга шагнул в «красную зону», понимая все риски для собственного здоровья и жизни.
В телефонном разговоре со мной главный врач БСМП им. Ленина Виталий Сергеевич Фомин отметил, что Анна Александровна Ашуралиева по праву заслуживает всяческих похвал, так как считается одним из лучших врачей, работающих в «красной зоне», являет собой яркий пример самоотверженности и служения врачебному долгу. Мнение главврача поддержали и другие доктора горбольницы, с которыми удалось пообщаться. Все они отметили высокий профессионализм и неуемную энергию Анны Александровны, ее искреннее стремление помогать пациентам победить тяжелую болезнь. Находясь на передней линии борьбы с коронавирусной инфекцией, доктор поистине спасает человеческие жизни. И это не громкие слова.
Однако уговорить саму Анну Александровну на интервью оказалось непросто. «Ой, я совсем непубличный человек, — смущенно ответила доктор. – И я отнюдь не герой. Так же, не жалея сил, трудятся и мои коллеги. Я еще очень молодой врач, мне всего 29 лет, и, безусловно, мне многому предстоит учиться в моей профессии». И все-таки наша беседа состоялась. Это был откровенный разговор, вобравший в себя большой пласт эмоций, мыслей и такой нужной сегодня нам всем информации, которой может обладать только доктор-практик из «красной зоны».
-Анна Александровна, шахтинцы прежде всего знают Вашего отца Александра Георгиевича Ильичева, который многие годы возглавляет неврологическое отделение ГБСМП им. Ленина. Вы тоже пошли по его стопам, сумели себя проявить в этой специализации. Но вдруг откуда ни возьмись нагрянула пандемия коронавируса, эта необъявленная эпидемиологическая война, и медики всего мира оказались на передовой. И Вы тоже стали в этот строй. Как Вы приняли для себя решение пойти работать в «красную зону»? Или Вашего мнения никто не спрашивал?
— Неврология – это моя врачебная страсть. Что стану именно неврологом, я знала еще с детства. Потому что всегда перед глазами был замечательный пример отца. Закончив Ростовский медуниверситет и инернатуру по специальности «Неврология», в 2015 году я пришла ординатором в возглавляемое им отделение, чтобы учиться у него, перенимать его колоссальный опыт и помогать ему во всем.
Когда весной 2020 года коронавирус добрался и до Шахт, сразу стало ясно, что людских ресурсов немногочисленного персонала инфекционного отделения явно недостаточно, чтобы противостоять новому, неведомому врагу человечества. Главврач БСМП Виталий Сергеевич Фомин обратился к персоналу всех отделений больницы с призывом рассмотреть возможность переквалификации и прийти на помощь инфекционистам. Никакого принуждения, волевого распоряжения со стороны руководства больницы не было. Просто стало понятно, что наступила новая, жестокая, реальность, в которой нам всем предстоит жить и работать. И надо мобилизовать все возможные силы на борьбу с эпидемией.
Я решила тоже пойти работать в ковид-госпиталь. Конечно, с этим своим решением пришла прежде всего к отцу. Он выслушал мои доводы и поддержал, что было для меня очень важно. «Ты молодец, что хочешь себя испытать, — сказал он мне.- Я уверен, что у тебя все получится, что ты все сможешь. Но ты должна все хорошо взвесить, потому что у тебя семья, муж, двое маленьких детей. А работа в «красной зоне» — это сложно, это величайшая профессиональная, психологическая и физическая нагрузка, которая требует полной самоотдачи и сверхусилий». Затем вечером я поговорила с мужем, и он тоже поддержал мое решение.
Очень признательна Виталию Сергеевичу Фомину за поддержку, он поверил, что я справлюсь, и дал мне разрешение на работу в ковидном госпитале. Для меня это огромный шаг вперед в плане профессионального роста. В силу своего возраста и, наверное, врожденной целеустремленности, я очень обучаема. Возможность обретения новых знаний и опыта меня воодушевляет. Мне кажется, что если бы от меня потребовалось стать хирургом, я бы и оперировать научилась. На самом деле эта чрезвычайная ситуация ковид-эпидемии многое высветила. Это очень серьезная проверка нас, медиков, на прочность и силу духа, на то, насколько ты верен врачебному долгу.
— И вот Вы шагнули в эту самую «красную зону»…
— После прохождения специальных курсов и получения соответствующего сертификата в мае 2020 года меня направили работать на провизорные койки инфекционного отделения для оказания медицинской помощи пациентам с новой коронавирусной инфекцией COVID-19. Первые две-три недели было ужасно тяжело и немного как-то страшновато. А потом я втянулась и поняла, что справляюсь с, наверное, утроившейся нагрузкой. И самое главное – есть безудержный профессиональный интерес познать как можно больше о новой коронавирусной инфекции и максимально помогать больным справиться с коварным недугом.
Надо сказать, что провизорное подразделение ковидного госпиталя – самое сложное. Сюда попадают больные с еще не установленным диагнозом. Мы видим, что у больного есть пневмония, но какого она характера, ковидного или нет, нужно максимально быстро разобраться. Безусловно, всем сразу оказывается необходимая помощь, начинается лечение и берутся мазки ПЦР из носоглотки на наличие РНК коронавируса SARS COV-2. Если ответ приходит положительный, то больной переводится непосредственно в ковидный госпиталь. Если РНК не определяется, пациент продолжает лечение на провизорных койках.
— Кто стали Вашими наставниками на новом поприще?
— Мне повезло сразу попасть под крыло больших профессионалов — заведующего инфекционным отделением — начальника ковидного госпиталя Владимира Викторовича Овсянникова и Заслуженного врача России Валентины Васильевны Меньшиковой, которая обладает уникальным опытом работы в очагах опасных инфекций. А моим непосредственным наставником стала прекрасный клиницист Марианна Стефановна Кондратьева, которая одной из первых перешла работать в ковидный госпиталь из терапевтического отделения.
Главным куратором ковидного госпиталя еще на этапе подготовки к открытию стал заместитель главного врача БСМП по медицинской части Владимир Николаевич Скляр. Будучи анестезиологом-реаниматологом по специализации, он очень высококвалифицированный врач, а как руководитель — хороший организатор. Он решает большинство вопросов по госпитализации, маршрутизации больных. По самым сложным моментам мы советуемся с ним, и эти советы всегда очень правильные, очень помогают и выручают.
— С какими-то организационными сложностями пришлось столкнуться на первых порах?
— К сожалению, на начальном этапе мы ждали ответа по мазкам ПЦР от 5 до 7 дней. Представляете, сколько времени? Летом нашей БСМП удалось заключить договор с лабораторией Ростовского ОКДЦ, которая была оснащена оборудованием для проведения ПЦР-диагностики SARS COV-2. Ответы стали приходить в течение суток, максимум полтора. Благодаря этому маршрутизация больных стала производиться гораздо быстрее и эффективнее. Это позволило своевременно доставлять больных в профильное отделение, в том числе в реанимацию.
С 18 июня 2020 года после ремонта и оснащения необходимым оборудованием открылось взрослое инфекционное отделение. В.В. Овсянников и В.В.Меньшикова ушли туда заниматься непосредственно только ковидными больными. М. С. Кондратьева вернулась в свое терапевтическое отделение, закрывшееся тогда на карантин, долечивать остававшихся там пациентов. Ну а я стала выполнять функции настоящего провизорного врача, имеющего дело с постоянными экстренными случаями. Пациентов становилось все больше, в том числе очень тяжелых, нагрузка возросла многократно. Именно тогда я и прошла, что называется, самое настоящее «боевое крещение» в ходе набирающей обороты эпидемии. На основе прибавлявшегося опыта развивалось мое клиническое мышление в работе с больными коронавирусной инфецией, появилась уверенность в собственных силах, в самостоятельном принятии быстрых решений.
Надо сказать, что в нашей смене сформировалась очень тесная взаимосвязь: врач – медсестра – санитарка. Мы сразу стали единой командой. Вообще мои медсестры – самые золотые, самые наиопытнейшие. Из кардиологического отделения пришла в ковидный госпиталь Марина Сокова, из хирургического отделения — Алла Петровна Калуга, со скорой помощи – Дарья Юркевич. Они обучены выполнять абсолютно все манипуляции. На первых порах, конечно, приспосабливались делать капельницы в двойных перчатках, а потом, как говорится, набили руку. Находили и пунктировали вены, которые, казалось, невозможно было найти, у больных не только на руках, но и на ногах. Ведь очень важно доставлять лекарственные препараты в организм именно внутривенно.
— Прошлым летом в местных аккаунтах в соцсетях и некоторых городских СМИ можно было увидеть критические отзывы в адрес именно провизорного отделения. Что Вы думаете на этот счет?
— Мне было обидно читать, когда во всем незаслуженно винили провизорное отделение. Вот, мол, положили туда больного, и к нему медперсонал не подходит. Потому человек и умер. Я категорически заявляю, что это неправда. Бывает, что пациенты умирают в первые же сутки после поступления в стационар. Потому что их привозят уже в терминальной стадии. Когда начинаешь расспрашивать родственников, оказывается, что пациент уже недели две-три то ли лечился, то ли не лечился дома, и вообще невозможно установить, как у него развивалось заболевание.
У меня были такие больные, которые поступали уже в коме. Конечно, вместе с реаниматологами мы старались проводить все возможные реанимационные мероприятия. Но они не давали результата, человека невозможно было спасти, потому что его организм уже входил в круг необратимых патологических процессов. И я знаю, что моя совесть чиста, что я сделала все, что было в моих силах. Это важно для меня самой в первую очередь. Иначе как я могу работать?
— Какие клинические случаи Вам особенно запомнились во время работы в провизорном отделении?
— С начала эпидемии ковида время очень спрессовано, больных госпитализируется много, но я помню всех своих пациентов. Однажды в мою смену поступила 35-летняя женщина со второй беременностью сроком 26-27 недель. По рентгеновским снимкам определялась двухсторонняя полисегментарная вирусная пневмония. Но мазок ПЦР у нее был отрицательным. ИФА на антитела к SARS COV-2 также еще ничего не показывал. А решение по лечению надо было принимать срочно. Я быстрей давай советоваться с нашим начмедом Владимиром Николаевичем Скляром. Он сказал незамедлительно связаться с главным внештатным пульмонологом Министерства здравоохранения Ростовской области Н.Г. Недашковской.
Созвонившись с Натальей Геннадьевной, мы тут же отправили ей санавиацией рентгеновские снимки. Посмотрев их, она подтвердила, что есть явные признаки проявления коронавирусной инфекции. У больной были температура и кашель, и по рекомендации пульмонолога ей была назначена обязательная антибактериальная терапия – антибиотик кламосар, который не противопоказан при беременности. В течение недели женщине стало значительно лучше, и мы ее направили для дальнейшего лечения и наблюдения в Ростовский перинатальный центр. Кстати, по имеющимся наблюдениям, беременные довольно легко переносят коронавирусную инфекцию, также как дети и подростки.
В то же время у пациентов старшего возраста зачастую происходит стремительное развитие коронавирусной пневмонии. Меня поразил такой случай. Вечером к нам в провизорное отделение по скорой помощи поступила женщина с кашлем и сильной одышкой. У нее на руках был рентгеновский снимок, сделанный утром, который показывал, что состояние легких относительно нормальное. Но мы непременно решили сделать повторный снимок. И увидев его, опешили: большое поражение легких развилось молниеносно. Слава Богу, мы вовремя успели, было назначено интенсивное лечение, которое в итоге увенчалось успехом.
— Анна Александровна, с 1 января нынешнего года Вы работаете в ковидном госпитале, во взрослом инфекционном отделении, там где лежат тяжелые пациенты с подтвержденной коронавирусной инфекцией с большим объемом поражения легких. Чем отличается Ваша работа здесь и на провизорных койках ?
— Провизорные койки – это так называемое промежуточное звено. Если лабораторно подтверждалось наличие коронавирусной инфекции, то мы сразу направляли таких больных по назначению – в реанимационный корпус или в старое здание инфекционного отделения. Если ПЦР-мазок на SARS COV-2 был отрицательным, то мы продолжали лечение этих пациентов на провизорных койках. Сейчас функции провизорного подразделения в принципе не изменились. Только больные с положительным ПЦР-мазком при сравнительно невысокой степени поражения легких маршрутизируются в инфекционное отделение в новый модульный корпус. А если нарастает дыхательная недостаточность и нужна респираторная поддержка, тогда пациенты направляются в старое здание инфекционного отделения. Здесь на первом этаже теперь также находится и ковидная реанимация.
Да, теперь я лечу больных в старом здании инфекционного отделения, веду палаты на втором этаже. Безусловно, специфика моей работы поменялась. Сейчас проще в том плане, что мне не приходится пребывать в условиях неопределенности, метаться в предположениях, ковидный это больной или нет. Все мои пациенты — с положительным ПЦР на новую коронавирусную инфекцию. Но работы, конечно, меньше не стало, нагрузка огромная, скрывать не буду. И теперь каждого больного я веду, как говорится, «от» и «до» — до самого момента выписки из стационара.
— Каковы нынешние подходы к лечению пневмонии, вызванной коронавирусом? Что-то изменилось за год с начала эпидемии в лечебном процессе?
— В отношении методик лечения коронавирусной пневмонии можно сказать, что кардинальных изменений по сути не произошло. Мы обязательно используем антикоагулянты (низкомолекулярные гепарины), глюкокортикоиды (прежде всего дексаметазон), проводим бронхолитическую, дезинтоксикационную терапию. Применяется практически та же антибактериальная терапия. Сейчас мы, безусловно, работаем по новой, 10-й, версии Временных методических рекомендаций «Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID — 19)», утвержденной Министерством здравоохранения России 8 февраля 2021 года. Здесь дан четкий вектор по возможно минимальному использованию антибиотиков. Но если у больного все-таки не снижается, держится или растет температура, усугубляется дыхательная недостаточность, падает сатурация, то, конечно, мы назначаем антибиотик, а то и два сразу, как это было ранее. Как правило, антибиотикотерапия проводится под прикрытием противогрибковых препаратов, в частности, флуконазола.
Когда же у пациента сатурация достаточна неплохая, более 95%, нет температуры и явлений дыхательной недостаточности, а объем поражения легких составляет не более 25% (КТ-1), то нет необходимости назначения антибиотиков. Разумеется, все другие виды терапии проводятся в полном объеме. Если к моменту поступления в стационар человек болеет менее 10 дней с начала первых симптомов, то проводится противовирусная терапия, независимо от степени поражения легких. И хочу сразу отметить, что все необходимые препараты у нас в ковидном госпитале БСМП им. Ленина имеются в полном объеме.
— Продолжает существовать мнение, что никакой противовирусной терапии при коронавирусной инфекции не существует, что всякие фавипиравир, арбидол и прочее – это бесполезно. Что Вы можете сказать?
— Даже в условиях стационара, когда больные попадают не с первого дня от начала симптомов, мы видим, как хорошо они идут на фавипиравире. Это противовирусный препарат так называемого прямого действия, то есть он воздействует на РНК-зависимую РНК-полимеразу, вирусную «копировальную машину». Да, это достаточно дорогой препарат. Но он у нас назначается практически всем, кто поступил не позднее десятого дня от развития заболевания, как я уже говорила выше. Считаю, фавипиравир эффективен и хорошо себя показал в нашей практике. Мое мнение, что противовирусные препараты фавипиравир или ремдесивир амбулаторно должны назначаться с первого дня всем заболевшим коронавирусом, кто не имеет противопоказаний.
— Когда осенью прошлого года я лежала с коронавирусной пневмонией в нашем госпитале, то некоторым тяжелым пациентам для преодоления цитокинового шторма вводился даже тоцилизумаб, специфический иммуносупрессивный препарат, стоимость которого более 50 тысяч рублей за один флакон. И ряду больных он помогал. Какие сейчас препараты используете из этой группы? Какой видите эффект?
— Из группы ингибиторов интерлейкина-6, как и тоцилизумаб, у нас сейчас имеется препарат олокизумаб. Он также очень дорогой – порядка 50 тысяч рублей за флакон. Данный препарат вместе с глюкокортикоидами применяется для предотвращения и преодоления цитокинового шторма, или, другими словами, избыточной реакции иммунной системы во время сложного течения заболевания COVID-19. К сожалению, эффект виден не всегда. И я пока не могу ответить на вопрос, почему он кому-то подходит, а кому-то нет. Но, увы, помогает не всем.
При острой дыхательной недостаточности основой лечения является кислородная поддержка. Без этого человек не сможет выжить. Хочу в свою очередь успокоить шахтинцев: кислорода в нашем ковидном госпитале хватает всем, кто в нем нуждается.
— От чего зависит успех лечения?
— Конечно, мы используем весь арсенал этиотропного, патогенетического и симптоматического лечения новой коронавирусной инфекции и возникающей на ее фоне полисегментарной вирусной пневмонии с учетом сопутствующих хронических болезней, которые есть практически у всех наших пациентов. Но основополагающее значение имеет резистентность организма, его устойчивость к повреждающим факторам, способность им противостоять, возможность сопротивляться инфекции.
Очень важно, как организм откликается на лечение, как происходит взаимодействие с лекарственными препаратами. Один больной сразу отвечает на вводимые вещества, а другому приходится менять две, а то и три схемы лечения. Конечно же, каждый из врачей, кто работает в «красной зоне», за год в условиях эпидемии сформировал свое клиническое мышление и накопил опыт лечения больных с новой коронавирусной инфекцией.
— Пациенты рассказывают, что Вы всегда и непременно заходите в палату с улыбкой. И эту лучистую улыбку и Ваш звонкий, подбадривающий каждого голос не может скрыть никакой защитный шлем. И это всех воодушевляет!
— Я убеждена, что доктор на то и доктор, что должен лечить не только препаратами, но и добрым словом, сопереживанием. Какой бы ни была тяжелой ситуация, надо всегда создавать у больных четко ориентированный позитивный настрой на выздоровление. От этого в огромной степени зависит успех лечения, что, кстати, давно научно доказано. Например, в моей главной специализации – неврологии – психосоматике заболеваний уделяется немалое значение. Союз врача и пациента очень много значит. Поэтому стараюсь всегда самым внимательным образом выслушать каждого пациента, ответить на все его вопросы.
Конечно же, я захожу в палату к больному не только с добрым сердцем, но и с багажом знаний, накопленного опыта. Я знаю, что не только хочу, но и могу помочь. Я отдаюсь своей работе на все 100 процентов. А как иначе? Рада, что люди это видят и чувствуют. Это вдохновляет, укрепляет веру в собственных силах. И ты понимаешь, что не зря пришел в свою профессию.
— Анна Александровна, а еще говорят, что Вы практически всегда ходите в синем защитном костюме, чем отличаетесь от других. Почему именно такой цвет? Я, кстати, во время своего лечения в госпитале синих костюмов у медперсонала не видела. Как правило, были стального, темно-стального, зеленого и темно-зеленого цветов…
— В прошлом году костюмов синего цвета действительно было очень мало, как раз в основном только моего размера. А девушка я, признаюсь, совсем не худенькая (шутит Анна Александровна). Вот мне и доставался синий цвет. Теперь костюмы такого цвета есть разных размеров. И не могу не отметить, что средства защиты стали качественнее, чем были в самом начале эпидемии.
— Я удивляюсь, как вы все выдерживаете в средствах индивидуальной защиты, в этой герметичной экипировке?
— Безусловно, в СИЗах физически тяжело. Наверное, уже после часа нахождения в полном обмундировании становится очень некомфортно. Все тело покрывается потом, начинают сдавливать и запотевают полнолицевые маски-аспираторы. Кстати, аспираторы, считается, больше, чем респираторы, защищают от проникновения вируса. Потому что там стоят мембраны с хлорированием. Но постоянное вдыхание паров хлора, конечно, очень сушит и даже сжигает слизистые носа и горла. Немного помогают аквамарис или другие водно-солевые назальные спреи, обычно с добавлением декспантенола или иных смягчающих средств. Потертости от масок на коже лица, носу, лбу и т.д. тоже приносят немало неприятностей. Но что поделать? Все переносим стоически.
— По моим наблюдениям, у медиков ковидного госпиталя — запредельные нагрузки. Как строится Ваш рабочий график?
— В старом здании инфекции в непрерывной связке нас сейчас шесть врачей – по двое в каждую смену. Мы ведем три палаты на первом этаже и все палаты на втором этаже. Дежурим по графику: сутки через двое. Вместе со мной в смене работает Юлия Сергеевна Сорокина, она по своей специализации – неонатолог, но, как и я, прошла курсы по лечению больных новой коронавирусной инфекцией. Через каждые четыре часа мы сменяем друг друга. Поэтому все наши пациенты непрерывно находятся под врачебным контролем.
Я прихожу на дежурство к 12 часам дня, принимаю смену у предшествующего доктора. Затем, экипировавшись, захожу в «красную зону» и делаю обход больных. В 16 часов – беседа с родственниками пациентов в здании женской консультации, которая является нашей базой, когда мы не в «красной зоне». Затем считается, что доктор отдыхает до 20 часов. На самом деле – это не менее горячая пора, только без защитного костюма. Я работаю с медицинской документацией, изучаю анализы, рентгенологические описания, оформляю истории болезни, заключения ВК, и т.д. Планирую, назначаю или корректирую лечение больных, исходя из текущей клинической ситуации. Самый счастливый период – это, конечно, когда выписываешь домой вылеченного больного и радуешься вместе с ним.
С 20 до 24 часов снова нахожусь в «красной зоне». После 12 ночи до 4 часов утра – отдых. Если в это время удается поспать часа три – это хорошо. С 4 до 8 утра опять работаю в «красной зоне». С 8 до 12 дня снова занимаюсь медицинской документацией, подвожу итоги своих суток и готовлю необходимые данные новому врачу, который также заступит на суточную смену после меня. Разумеется, в любое время в течение суток может возникнуть необходимость в приеме больного или по скорой помощи (если на руках есть положительный мазок ПЦР), или осуществляется перевод из провизорного отделения.
— Наверное, после 24 часов работы в таком напряженном ритме Вы валитесь с ног? С каким ощущением возвращаетесь домой? Удается ли полноценно отдохнуть за два дня после суточного дежурства?
— Скрывать не буду, как и все, я сильно устаю. Но мой возраст, безусловно, — мой союзник. Все-таки молодой организм легче справляется с физическими нагрузками. Работа для меня всегда была и есть на первом плане. Может, кто-то посчитает, что для женщины это неправильно. Но я живу своей профессией и иначе жить не могу. Сейчас я это чувствую особенно обостренно. Ведь больные в ковидном госпитале, без преувеличения, находятся между жизнью и смертью. Я понимаю, что очень нужна этим людям в тяжелое время пандемии. Как врач, я должна все учесть, все правильно сделать, предусмотреть, чтобы человек выздоровел.
Эта ответственность, конечно же, давит. Но во время дежурства я полностью концентрируюсь. Поэтому прихожу домой с ощущением, что за прошедшие 24 часа я сделала все, что было в моих силах, и сверх возможного сделать в принципе было нельзя. То есть я продолжаю чувствовать себя профессионально счастливым человеком, несмотря на всю физическую и психологическую сложность работы в очаге опасной инфекции.
Признаюсь, дома не могу полностью отключиться от работы. Размышляю, анализирую, изучаю много научной литературы по коронавирусу, поток которой масштабен и многогранен. Потому что всегда надо быть в курсе самого нового и важного. К сожалению, не всегда успеваю переделать все домашние дела, что не очень хорошо. Но я благодарна своему мужу Нариману, который мне всегда помогает, а сейчас взял на свои плечи многие домашние заботы. Хотя также каждый день на работе. Но благо, что он технарь, а не является медиком (не без улыбки говорит Анна Александровна).
Я рада, что наш дом наполнен счастьем. У нас растут прекрасные сыновья. Старший Амир учится во 2 классе лицея №3. Младшему сыну Тимуру недавно исполнилось четыре годика, он ходит в детский сад. За помощь в воспитании детей неимоверно признательна своей маме Елене Анатольевне, которая всю жизнь проработала врачом, а с переходом на пенсию полностью посвятила себя внукам. Здорово, что и отец, Александр Георгиевич, несмотря на загруженность по работе, стареется выкраивать время для внуков.
— Коронавирус, к сожалению, не отступает. Анна Александровна, какие бы Вы дали рекомендации шахтинцам?
— У нас в БСМП им. Ленина практически все медики, которые не болели коронавирусом и у которых нет противопоказаний, провакцинировались. И моя главная рекомендация горожанам – тоже сделать прививки. Это самый надежный способ не заболеть или перенести инфекцию легко.
Тем, кто в настоящий момент чувствует признаки простуды (повышение температуры, заложенность носа, боль в горле, кашель и т.д.), советую не ждать, что все пройдет самой собой, а непременно обращаться в поликлинику, вызывать врача на дом. Не следует успокаиваться, если нет потери обоняния, этого симптома коронавируса может и не быть. Важно максимально быстро сдать мазок ПЦР и начать противовирусное лечение. В период пандемии лучше перебдеть, чем недобдеть. Тем более, что коронавирус обычно развивается по спирали: то человеку плохо, то стало, вроде, лучше, то опять хуже, или уже совсем плохо. Вот такое волнообразное течение. А потом вдруг – одышка и быстрое нарастание симптомов, угрожающих жизни.
Когда такой больной поступает в ковидный госпиталь, то это уменьшает нам возможности ему помочь, утяжеляет процесс лечения и выздоровления. Поэтому важно оптимально лечиться с самых первых симптомов недомогания.
— Анна Александровна, какая у вас сейчас профессиональная мечта?
— Весь мир надеется, что пандемию коронавируса удастся остановить, прежде всего благодаря вакцинации. Я и мои коллеги тоже этого очень и очень ждем. Я врач-невролог до глубины души. И, конечно, хочется побыстрей вернуться на работу по специальности в родное неврологическое отделение. Но так распорядилась судьба, что бороться с коронавирусом нам выпало здесь и сейчас. И мы остаемся на этом боевом посту столько, сколько от нас потребуется.
Беседовала Светлана Горбанева, член Союза журналистов России
Загрузка ...