Заведующий хирургическим отделением ЦРБ Октябрьского района Георгий Гецин спас жизнь молодому мужчине, проведя уникальную операцию на работающем сердце.
Новость об этом разлетелась по всем соцсетям. Читатели «Шахтинских известий» попросили написать подробнее о замечательном хирурге. Корреспондент газеты встретилась с Г.П. Гециным, и он рассказал, почему выбрал такую профессию, что самое сложное в его работе и как морально подготовиться к возможным потерям.
— Георгий Павлович, Вы провели сложную операцию на сердце. Это была Ваша первая такая операция?
— Это уже четвертый случай в моей практике. Один случай был в Ростове, когда я работал в ординатуре. Проникающее ранение. Пациент выжил. Второй случай произошел, когда я работал в Шахтинской городской больнице. Там женщина после операции погибла. Третий раз был уже в Каменоломнинской больнице. Очень сложный. Три студента повздорили в кафе с одним человеком, и тот нанес каждому из них ножевые ранения, причем двоим крайне тяжелые. Самого тяжелого взял дежурный врач Сергей Борисович Дегтярев, а сестры ему сказали, что состояние второго тоже ухудшается. Тогда он вызвал меня. Удар парню был нанесен сверху вниз. Видимо, он сидел за столом. Нож прошел через верхушку сердца в брюшную полость и остановился в печени. Мне пришлось вскрывать и грудь, и живот. Парень выжил.
И вот последний, четвертый случай. Когда с ранением в сердце поступил пациент, у нас на операционном столе уже шла одна операция. Нам пришлось разворачивать резервную операционную. С момента ранения прошло больше часа. У пациента было крайне тяжелое состояние. Рана в сердце – 1,5 сантиметра. У него не определялся пульс, ни на периферии, ни даже на сонных артериях. Было нулевое давление, но при всем этом он разговаривал. Я от него узнал, кто его ударил и как его зовут.
На операции мне ассистировал молодой коллега Валентин Ермолов, который заканчивает обучение в ординатуре. Практическую часть обучения он проходил у нас в отделении. Также нам помогали две операционные сестры.
На второй день после операции я зашел к пациенту, а он уже читал книгу.
За 40 лет работы я пришел к такому выводу, что ничего без Божьего провидения не делается. Потому что вижу таких пациентов, которые, казалось бы, не выживут, а они вопреки всему живут и наоборот, которые на фоне цветущего здоровья и удачно проведенной операции внезапно умирают.
— Как Вы пришли в профессию? Почему выбрали медицину?
— В детстве мне попалась книжка, которая называлась «Охотники за микробами», и там были жизнеописания таких великих людей как Кох, Пастер. Я решил, что буду микробиологом, и мне даже купили микроскоп. Но со временем мое желание немного видоизменилось, и я пошел в медицинский институт. Поначалу не планировал стать хирургом. Все решил случай. Мы учились на втором курсе мединститута. У нас было занятие на кафедре общей хирургии в Центральной горбольнице Ростова-на-Дону. Наш преподаватель привел нас в операционную. Мы стояли, смотрели. Это была операция по удалению аппендицита. Один из хирургов спросил: «Желает ли кто-нибудь из вас помыться?». Среди хирургов данная фраза означает — «принять участие в операции», потому что перед операцией мы моем руки. Я согласился, мне доверили держать крючки. После занятий вся группа ушла, а я остался до утра вместе с бригадой врачей. Потом так и стал бегать практиковаться в эту бригаду. Мне посчастливилось работать с великими хирургами, которые прошли войну и были хирургами на фронте. Они обучили меня нескольким приемам, которыми я пользуюсь до сих пор. У них, конечно, был богатейший опыт, но не дай Бог кому-нибудь из нас такой опыт получить. Я сидел, слушал этих врачей, помалкивал, участвовал в операциях, смотрел, как они работают. А потом был человек, который привлек меня к научной деятельности. Его портрет висит у меня в кабинете на стене. Это профессор Шапошников, он жив-здоров. Работает в онкологическом институте. Я под его руководством подготовил и защитил кандидатскую диссертацию. Очень многое от него взял. Не только профессиональные навыки, но и как общаться с людьми, консультировать. Он человек разносторонний: любитель живописи, стихов. Мне было очень комфортно у него учиться, с ним работать. До сих пор поддерживаем связь.
После института я стал интерном в Шахтинской городской больнице, потом работал в медсанчасти шахты «Аютинская», практически до самого ее закрытия. Затем мне поступило предложение — работа в хирургическом отделении районной больницы поселка Каменоломни. Больница эта была мне знакома. Здесь работали мои друзья по институту. Еще раньше я брал здесь дежурства, поэтому согласился сразу и тружусь уже 19 лет, из них 11 — заведующим. Всего стаж работы — 40 лет. Я регулярно повышаю квалификацию. Общаюсь с коллегами из других стран. У меня есть друг, заведующий отделением в больнице одного из городов Германии, ортопед. Я периодически езжу к нему, а он приезжал ко мне. Даже проводил операции. Он говорит, что русские коллеги — великолепные врачи. Если они приедут в Германию, то будут в почете. С коллегами в основном общаюсь на английском. Раньше меня младшая дочь часто сопровождала в поездках. Она английский знает в совершенстве. К тому же у врачей во всем мире есть общая латинская терминология, поэтому мы друг друга прекрасно понимаем. Мне доводилось быть и в Швейцарии, и там я с коллегами легко находил общий язык.
— За 40 лет какая была самая сложная операция?
— У меня никогда не было градации операций по сложности, и никогда не оперировал по секундомеру. Бывает, быстро пройдет операция, бывает — долго. У меня было много успешных операций, но были и потери, как у любого хирурга, который оперирует.
— Как морально готовитесь к потерям?
— Я иногда вижу, что больной умирающий и сделать ничего нельзя. Подготовиться к этому невозможно. У меня было несколько случаев, которые дались очень тяжело морально. Моя мама говорила, что своих не учат и не лечат. Она была преподавателем, ни я, ни сестра у нее не учились.
Я всегда уклонялся от лечения своих родственников по возможности, тем более оперативного.
Но пришлось в жизни своему родственнику ампутировать ногу. Это была его настойчивая просьба, иначе он бы просто не согласился, а у него диагностировали гангрену, и надо было срочно делать операцию.
Еще один был случай. Девочка, 17 лет, попала в аварию. У нее была тяжелейшая травма, практически отрыв нижней конечности. Дежурный хирург, который ее принимал, пытался ногу спасти, но, когда я утром пришел и он ее мне показал, стало понятно, что нужно ампутировать конечность. Представляете, каково сказать 17-летней девочке, что ей придется отрезать ногу. Это было жутко тяжело. Так же, как выходить к родственникам и говорить, что мы сделали все, что могли. Я закрылся в своем кабинете, сидел и плакал, потому что я отец дочерей, и я представлял, что это такое. Ногу, конечно, пришлось ампутировать. С тех пор прошло лет пять-шесть. Эта девушка меня периодически навещает. Она отучилась, работает, ходит на протезе, без палочки, только слегка хромает. У нее все хорошо и в личной жизни.
— Дочки пошли по Вашим стопам?
— Только младшая. Ей 26 лет. Она дерматолог- косметолог. Недавно окончила ординатуру. Работает в Ростове. Старшая дочка работает юристом в клинике.
— Какие у Вас увлечения?
— Я не могу рисовать, не могу складывать строчки в рифму. Для меня пение и музыка — что-то недостижимое. Я восхищаюсь талантом художников и композиторов. Люблю живопись. Я видел «Джоконду», «Сикстинскую Мадонну» и другие известные картины. Люблю охоту, рыбалку, путешествия. С каждой поездки мы с супругой привозим сувенир — чайную ложечку. Их у нас уже около 200. Когда был школьником, занимался английским языком с преподавателем и у нас была книга о Лондоне. Мне очень нравилось ее читать, и я мечтал побывать в этом городе. На 60-летие супруга сделала мне такой замечательный подарок. Я был во многих странах. Видел много городов. Каждый по-своему хорош, но жить я хочу в этой стране. Мне здесь нравится больше всего.
Георгий Гецин любит охоту, рыбалку и путешествия.
Герой материала номинируется на соискание Международной премии Фонда Андрея Первозванного «Вера и Верность».