В ноябре ушел из жизни Евгений Иванович Нищенко — «врач по образованию, поэт и писатель по призванию», как говорили о нем коллеги. На его счету более 500 различных произведений. Писал он и о наших знаменитых тяжелоатлетах. В сборнике «Мелочи жизни» вторую главу Евгений Иванович посвятил им и назвал ее «Чемпионы», выдержки из которой мы выносим на суд наших читателей.
…Комбинат располагался в Шахтах, назывался «Ростовуголь», а Министерство угольной промышленности находилось в Москве. Таковы особенности ведомственных вертикалей. Как выглядят терриконы москвичи знали по картинкам да из окон поезда «Москва-Сочи». В черте города Шахты и прилегающих районах было около тридцати шахт — комбинат был богатой организацией, и городу кое-что перепадало от его щедрот. Наиболее наглядно это сказывалось на развитии спорта. В стране развитого социализма не было профессионального спорта. Любители занимались спортом в нерабочее время, а на жизнь зарабатывали в цехах и на стройках. Именитые «любители» получали зарплату на шахтах, а трудились с полной отдачей в тренировочных залах Дворца спорта. Комбинат мог себе позволить такое небольшое нарушение финансовой дисциплины.
Нет ничего удивительного в том, что город Шахты стал кузницей чемпионов и столицей тяжелоатлетов страны. Имена штангистов В.Алексеева, Д.Ригерта, А.Вахонина и Р.Плюкфельдера образовывали стройную гамму во всех диапазонах весовых категорий и ладно звучали на всех языках мира…
Давид Ригерт лежал в моей палате (шел 1971 год). На вечерней прогулке в центре города Давид с товарищем на минуту оставили своих спутниц. К ним тут же «приклеились» три кавалера с уголовным прошлым. Вернувшиеся с мороженым спортсмены заявили права на своих невест, на что им посоветовали поискать других «…» — далее последовало оскорбительное для девушек слово. От пинка Ригерта все трое повалились друг на друга. Двое смирились, третий обежал дом и встретил Ригерта с ножом. Давиду повезло — удар в область сердца пришелся на ребро, три других раны были поверхностными. Затем уголовник ударил ножом в ногу схватившего его милиционера и скрылся. Отморозка задержали через двадцать минут. В благоустроенном туалете напротив универмага он умывал руки, не потрудившись избавиться от ножа. Его «сдала» милиции уборщица, увидев кровь на рубахе преступника. На общем врачебном обходе в солнечной палате Ригерт лежал обнаженный по пояс, поигрывал надплечьями, поглаживал бицепсы и радовался жизни. Бицепсы у него были, как у меня бедра.
— Что же ты, чемпион?! — проскрипел бесцеремонный Валентин Иванович Ламакин, врач по лечебной физкультуре.
— Так я, разве, ожидал?! — нисколько не умерил радостного мироощущения Ригерт.
— Скучаешь? — заведующий отделением Наум Абрамович Симановский помял кожу вокруг ран, — Снять швы и сегодня домой!
Через час были готовы выписные документы. «Ну, я погнал!» — попрощался со мной Давид. Судьба любителя скорой расправы интересовала нас только в плане «сколько дадут?» — Раскрутят его, — сказал Симановский, — по полной программе. Подрезать члена сборной страны, накануне Олимпиады!..
Рудольф Плюкфельдер приходил к нам в рентгенкабинет делать снимок легких. Его сопровождала заведующая хирургией Нина Филипповна Лорей. С Рудольфом Владимировичем они были добрые знакомые и земляки по этническим корням. Было это незадолго до отъезда обоих в Германию. Шестидесятилетний Рудольф был великолепно сложен, только кожа его уже не сияла глянцем юности, а приобрела возрастную матовость. Рудольф Плюкфельдер стал чемпионом мира в 38 лет — тоже своеобразный рекорд — это «пенсионный» для спортсменов возраст. В спортивных кругах он имел отфамильную кличку «Плюк».
— Если бы не было Плюкфельдера и первого секретаря горкома партии Казанцева Юрия Семеновича, — говорит заслуженный тренер СССР и России, старший тренер отделения тяжелой атлетики г. Шахты Виктор Калистратович Дорохин, — не было бы тяжелой атлетики в городе Шахты. Когда в 1961 году Плюкфельдер приехал в наш город, Казанцев собрал всех начальников шахт (директорами их станут называть позже) и представил им Рудольфа: «Если к вам обратится этот человек, его просьбы и предложения выполнять, как мои». Буквально через год город стал регулярно «поставлять» стране чемпионов СССР, России, Европы, мира и Олимпийских игр. Через руки Плюкфельдера прошло более двухсот спортсменов-тяжелоатлетов. Многие отсеялись, многие не состоялись, некоторые сменили место жительства. Из самых достойных сформировалась команда мастеров с мировыми именами — команда прошлого, настоящего и будущего…
С Василием Алексеевым я встречался (нечаянно) столько раз, что, наверно, успел примелькаться ему. Моего автографа Василий Иванович не спрашивал, да у меня его и не было. Как-то на рынке я подошел к своему однокашнику Паше Приемченко, торговавшему всякими железками, поздороваться и обменяться парой фраз о житие-бытие. Кивнул и стал ждать, когда он освободится. Через полминуты я обнаружил, что стою плечом к плечу с Василием Алексеевым, которого Паша называет Васей и дает ему рекомендации по каким-то сифонам и прочим сантехническим премудростям. Я не стал встревать в разговор, стушевался и решил подойти попозже. Жители нашего города тактичны, они не лезут на глаза знаменитостям и не отравляют им жизнь своей признательностью.
У Василия Алексеева был весьма независимый характер, что делало его неудобным в плане «аппаратных» взаимоотношений. В дни Олимпиады в Мюнхене 1972 года мы не отходили от экрана телевизора. В то время было принято посвящать рекорды и достижения знаменательным политическим событиям. Не успел Василий Алексеев опустить на помост штангу с рекордным весом, к нему подступился с микрофоном спортивный комментатор Ян Спарре: «Чему Вы посвящаете свой рекорд?» — спросил он победителя, надеясь получить немедленный и восторженный ответ. Василий Алексеев промолчал. В висках еще стучала кровь пережитого напряжения, однако волнение момента никак не отражалось на его лице. Ян Спарре повторил вопрос. «Ноль эмоций» в ответ. После третьего раза чемпион «пожалел» не в меру подобострастного комментатора: «Свой рекорд я посвящаю XXVI съезду Коммунистической партии». Было ли промедление с ответом сознательным, или комментатор обратился с вопросом не ко времени, осталось неясным, но телевизор бесстрастно донес этот, не совсем корректный в идеологическом плане, эпизод до миллионов зрителей. Впрочем, вряд ли Василий Алексеев стал бы «подставлять» комментатора — с Яном Спарре они были друзья.
В 1985 году из двух кандидатов (Давида Ригерта и Василия Алексеева) на должность главного тренера сборной страны по тяжелой атлетике Госкомспорт предпочел более «управляемого» Давида. Через два года Ригерт со скандалом ушел, поскольку начальство всех уровней и рангов постоянными ценными указаниями сверху вязало его по рукам и по ногам. В 1989 году на эту должность заступил Василий Алексеев. Первым делом он послал советчиков и указчиков «подальше» и за три года вывел сборную на небывалый уровень — три чемпионата Европы, два чемпионата мира и одна Олимпиада выиграны без единого «нуля» (т.е. все спортсмены брали первичный заказанный вес). Единственный тренер в мире, не получивший ни одного нуля.
Василий Алексеев — уникальный спортсмен, уникальный тренер и уникальная личность.
P.S. Удивительное совпадение: и Василий Алексеев, и Евгений Нищенко оба родились в 1942 году и ушли в мир иной в ноябре месяце, совсем немного недожив до своих юбилеев — Алексеев до 70-летия, Нищенко до 80-летия.
Подготовил Сергей Титарев. Фото из проекта Артура Шидловского «История тяжелой атлетики в цвете»
Загрузка ...